Навадвип Навадвипов
КЛИМ САМГИН
Т О М V
На белом
свете, всё марая и ломая, жил враг всего сущего, неистребимый вор и пьяница,
тунеядец философского толка Клим Иванович Самгин - тире - самый уважаемый
человек. Тут можно спросить у себя - не парадокс ли это - враг всего сущего и уважаем?
Нет, это ещё не парадокс, ответит Себя и продолжит дальше. Уважаем он был
главным образом за ту житейскую мудрость, которой наделила его матушка-природа Матушка-природа
вообще была очень щедрой женщиной и наделила Клима Ивановича многим. Например,
он запросто мог съесть тарелку супа, две тарелки супа, три тарелки, четыре
тарелки супа, незаметно для самого супа. Также незаметно для супа он мог выпить
стакан чая. Все эти безобразия он называл завтраком, обедом, ужином - в зависимости
от времени суток. Сам Самгин об этих мелочах задумывался мало. Его мерзкая и
уважаемая сущность большей частью занималась разнообразными малопривлекательными
акциями, важнейшей среди множества которых было кино. А какое кино без любви? И
приходилось любить Климу много, часто и подолгу. Не осталось вокруг него
ничего, на что не падало бы его чувство. Но и на этом не останавливался Самгин.
Любил он не только окружающее, но и давно его окружившее. И это при том, что по
сути своей в любви не нуждался вовсе. Та же Матушка-природа наделила его ещё
одним замечательным качеством - Клим Самгин размножался почкованием. Впрочем,
данное врождённое свойство отчасти угнетало его. Ведь следствием такого типа
размножения являлась невозможность иметь жену, а иметь жену Климу хотелось ой как.
И это угнетение, возникшее в результате невозможности иметь жену, вследствие
особого типа размножения, роднило Самгина с пролетариатом, который к угнетаемости
также имел некоторое отношение. В свою очередь, родство с пролетариатом,
вылившееся из обоюдной угнетаемости пролетариата и Самгина злыми силами
неопределённого происхождения, оказывало пагубное воздействие на ещё не вполне
зрелый класс Советских писателей, уже в
то время пытавшихся паразитировать на
чувствах простых людей. Так, можно привести пример, когда во время одной из
многочисленных бесед соратников по угнетению, сопровождавшихся, как это и полагалось
в то языческое время, обильными жертвоприношениями и возлияниями таинственных
снадобий во славу Великой Освободительницы от угнетения (ВООУ), случился Некоторый Казус. Один из присутствовавших
на правах членов-корреспондентов писатель синими чернилами по бумаге
(справедливости ради стоит заметить - никогда до того синими чернилами по
бумаге не писавший) - был обнаружен в святая святых, в Душе Клима Самгина. Своё
любопытство тот объяснил желанием помочь всем страждущим духовно, более того -
некоторым даже материально. Но поскольку ни Клим, ни пролетариат, не на шутку
тогда возмутившийся, этого самого спасения не ощутили, было принято простое, но
удовлетворившее всех решение - спасителю сему набить морду, а на лбу его
начертать: «Великий пролетарский». К прочему, избрать его председателем Союза Писателей.
Для острастки. Однако. Некоторый Казус на этом не исчерпался. Разгорячённое пламенным
мордобитием бумагочеркалки единство меча и орала, к тому же снедаемое ощущением
вины за нарушение главного ритуала своей жизни - принесение жертв ВООУ -
вылилось стихийными массами на необъятные просторы Земли. Много деяний было совершено
в тот вечер: изгнание Адама и Евы из рая, обрезание Авраама, и тысячи, тысячи
других деяний, одна часть из которых была тут же занесена в книгу «Деяния
апостолов», а другая - в Уголовный кодекс. Лишь с рассветом, когда к бушующей толпе,
ослеплённой непреходящей верой в справедливость, начало прокрадываться тепло
лучей Великой Освободительницы (ВООУ), лишь тогда единство Клима Самгина и пролетариата
(оно же - меча и орала) с успокоением приняло исчерпанность Некоторого Казуса.
Вероятно,
можно было бы привести ещё множество примеров, когда писателишки, да и не только,
пытаясь воспользоваться чужим горем в своих корыстных целях, выводили Клима из
состояния божественной упоённости мировой гармонией. Всё чаще и чаще замечали
угнетённого Самгина в компании таких же угнетённых забулдыг. И не трудно представить,
какими именно снадобьями приносились в ту пору жертвы. В Самгине просыпался
алкоголик. Впрочем, и не только он. Благодаря незатухающему маятнику души,
толкавшему Клима на поиски его единственной и неповторимой жены, которую, как
ему казалось, он просто обязан был иметь, образованное человечество
познакомилось с трудами Шекспира и Кафки, Гёте и Достоевского, воочию узрело
полотна Рубенса и Ван Гога, узнало, что есть в действительности «Декларация
независимости США», познало красоту, в конце концов. Тот дар, что преподнесла
Матушка-природа своему отроку с самыми светлыми, с самыми благими намерениями,
являлся для Клима Ивановича источником перманентной, непреходящей боли, тем «гвоздём
в мозгу», который в состоянии загнать в могилу любого. Невозможно даже на
мгновение представить, что кто-нибудь, кроме самого Клима, мог вынести подобные
инфернальные муки. Нет, этого не вынесла б ни одна собака. Ни одна.
В итоге и сам Самгин под этим грузом стал
хиреть и чахнуть, загибаться и дохнуть. Несмотря на обилие вегетативных отпрысков,
жизнь его оказывалась пустой и никчёмной. Он умирал, не только не успев познать
радость супружества и отцовства, он умирал, не успев стать мужчиной в полном
своём расцвете. Природа-мать, видя, как бесцельно гибнет её дитя, и осознавая
всю полноту вины за происшедшее, решилась-таки исправить свою ошибку. В одну из
безлунных ночей, когда людское племя под многометровым слоем дышащих влагой
покрывал с самоотверженностью готовилось к встрече нового дня, барабанные перепонки
человечества пришли в движение от истинно народного вопля. У Клима Самгина
появилась Воля.
Понятное дело: главной и основной задачей
воли было изменить Клима так, чтобы в конечном счёте у него появилась она - жена.
И не просто появилась. Чтоб имел Клим Иванович контакт с ней такой, какой и
полагалось иметь с женой настоящему мужу: она на кухне, он в тапочках перед
телевизором. Ну, и где-то сбоку кричит ребёнок-зассанец. Задача, надо признать,
не из лёгких. Но не Волей была б Воля, если б не справилась она со своей
работой на радость её пославшей. Нет, не будет здесь описано того, какой ценой
творилось добро на земле. Ибо нет ничего более гнусного и пакостного, чем те
средства, которыми Воля достигала своей цели. Разве можно без содрогания говорить
о введённой ей невыносимой системе контроля за содержанием в крови Самгина хлорофилла,
о той жестокости, с какой уничтожалось культурное наследие уважаемого до той
поры Клима...
Короче,
не прошло и полгода, и в требуемом месте, у требуемого человека появилась
требуемая она. Всё сразу встало на свои места: жена встала на кухню, Клим встал
во вставные отверстия в тапочках. Даже был ребёнок, который вставать ещё не
мог, и кричал во всё своё беззащитное горло, может быть, радуясь окружающей его
влажной субтропической действительности, в которой он постоянно находился,
благодаря собственным же недюжинным стараниям.
Казалось бы,
вот он - логический конец, давно ожидаемый и немного обыденный. Но ни фига! И
да обломаются те, кто думал так с самого начала. Бегущее в никуда время
проявляет тленность осуществившихся мечтаний. Одухотворённая надеждами полнота
бытия возвращается к всевластвующему хаосу. Прогуливаясь по налитому солнцем
поселению себе подобных, встретил Клим нечто, определяемое в русском языке средним
родом. Оно, пожалуй, было когда-то мужчиной, но выпить не отказалось бы и
сейчас - об этом говорил его слегка синеватый нос и мерно подёргивающиеся руки.
«How mach it the fish?*» - спросило оно Клима. Клим его понял, и, взяв где надо
что надо, побрели они вдвоём туда - в
бесконечность. Тут перед Самгиным возникла дилемма. Ведь если раньше, будучи язычником,
он приносил жертвы ВООУ, то теперь он этого делать не мог. Не позволял его статус. Да разве остановит настоящего
женатого человека, желающего выпить, какая-то
внезапно появившаяся перед ним трудность. Этическую сторону вопроса он разрешил
для себя, что просто - налижется до чёртиков. Скромно, но сердито. И
вот, опрокидывая стакан за стаканом в мрачной первоутробе мира, открылась Климу
истина. «А был ли мальчик? А был ли?.. А
был ли мальчик? А был ли?..» Череда
других маленьких истин, истиночек окружила его. Сменяя с
устрашающей быстротой одна другую, они наполняли
Клима глубоким внутренним содержанием. «А была ли жена, а была ли?» - спрашивали
они его. «А была ли Матушка-природа?..» «А был ли пролетариат?..» «А было ли?..»
У него закружилась голова. Теперь он
знал всё. Всё. Он упал. Упал человек, который знал всё.
Поднявшись утром, с опухшим лицом и
больной головой, он должен будет сказать лишь одно: «А всё-таки она вертится». После на кострах будут
гореть другие, но только не он - Человек, впервые это сказавший. Ибо, она всё-таки вертится...
Она
действительно вертится.
*
Если вспомнить о том, что в раннем христианстве «рыба» - это ещё и Иисус
Христос, данное произведение наконец-таки
обретёт истинное философское звучание.
